Читать книгу "Жизнь этого парня  - Тобиас Вулф"

Чак уложил вещи в багажник и накрыл их мешками с песком, которые возил для лучшего сцепления колес с дорогой, когда шел снег. И после этого мы смылись. Чак все еще злился на меня, но был слишком потрясен, чтобы что-то говорить. Он придерживался скоростного режима и ехал с наигранным приличием. Нашим самым большим страхом было то, что нас остановят. Это делало нас нервными и молчаливыми. Мы курили. Слушали радио, вопили песни и замолкали, пока за окном горы сменялись равнинами и наоборот. Мы смотрели в окно на смутные багровые силуэты гор, на реку, на пустынную дорогу, обдуваемую ветром. Каждый раз, когда нам навстречу ехала машина, Чак рефлексивно приглушал свет фар и сбавлял скорость, как будто до этого превышал ее.

Чак обошел машину, чтобы открыть багажник, и начал шипеть на меня. Что за хренотень я делаю, где, черт возьми, я был?

Но нам повезло. Мы добрались до дома, затолкали машину на дорожку перед домом, легли в кровати и проспали несколько часов, прежде чем мистер Болджер послал одну из девочек позвать нас к завтраку. Мистер Болджер находился в хорошем настроении. И на то были причины. Утро выдалось свежим, Чак был по-прежнему свободен и одинок, а я уже через пару недель должен был находиться на пути в Калифорнию. Пока мы наслаждались ветчиной, яйцами и другой едой, мистер Болджер расстелил карту на столе и отметил наш путь до Сиэтла. Без всяких слов он дал нам понять, что эта поездка – новый шанс себя испытать.

Мы должны были направиться прямиком в Сиэтл и по тому же маршруту домой. Никаких объездов. Никаких автостоперов. Никакого алкоголя. Мистер Болджер старался быть строгим, давая нам походные предписания. Но было ясно, что ему доставляло удовольствие отправить нас с целью сделать то, что он считал важным и своевременным, каковым оно и было.

* * *

Я встретился с мистером Ховардом в ресторане «Моллюски у Айвара» на причале. Он был с женой, высокой тонкокостной женщиной с темными волосами, едва начинающими седеть – всего несколько прядей, которые делали остальные волосы еще темнее. У нее были глубоко посаженные, внимательные темные глаза. Даже когда она улыбалась, я чувствовал, что она будто оценивает меня, ощущал силу ее любопытства. Оно не было надменным: она просто хотела знать, кто я такой. Такой взгляд вызывает особое беспокойство, когда чувствуешь опасность, что тебя видят насквозь. Я не сводил глаз с мистера Ховарда, который под предлогом того, что предостерегает меня от всех подводных камней жизни в Хилле, был счастлив предаться воспоминаниям о своих собственных годах, проведенных там. О друзьях, которые у него были, о проделках, которые они выкидывали. Как, например, однажды они затопили пол спальни, открыли окна, чтобы он замерз, и затем играли в хоккей в комнате.

Я видел, что некоторые из воспоминаний слишком живы в его памяти. Он без конца улыбался, затем тряс головой и переходил к чему-нибудь еще. Его речь стала отрывистой. Глуповатая ухмылка прокралась на его лицо. Он выглядел все моложе и моложе, будто разговоры о том, как он был мальчиком, превратили его самого в мальчика.

Миссис Ховард ослабила свой испытующий взгляд. Когда я растерялся при виде меню, она помогла мне решить, что заказать. Мы говорили о Юлии Цезаре, я читал по-английски, и она упомянула, что собирает денежные средства для Репертуарного Театра Сиэтла.

Она была чертовски хорошей актрисой, говорил мистер Ховард.

Она скорчила гримаску.

– Что ж, это правда, – сказал он.

Я мог видеть, что он восхищался ею и ожидал, что я также буду восхищаться. Между ними была атмосфера сотрудничества и любви, и меня окутывало теплом в их компании.

Мы сидели за столиком в углу зала с видом на воду. Чайки ходили с важным видом по ограждениям, потряхивая перышками и поворачивая к нам головы. Воздух был пропитан запахом рыбной похлебки. Солнечный свет сиял на серебре, высвечивал кубики льда в стаканах, делая скатерть яркой, словно снежная равнина. Я пребывал в состоянии ленивого удовлетворения, как Старый Пионер, чьи стихи покрывали наши подложки под тарелки:

Больше не раб амбиций, Я смеюсь над миром и его обманами, Когда думаю о счастливом положении Среди моллюсков!

Мистер Ховард был тих во время ланча. Он съел половину порции в тишине, затем размазал остальное по тарелке. Он задал мне пару вежливых вопросов и не придал никакого значения ответам. Затем с нарочитой беззаботностью, которая насторожила меня, он сказал, что есть кое-что, о чем нам нужно поговорить. Нечто серьезное.

Я почувствовал себя слегка неуютно.

Он какое-то время мыкал и мямлил, затем спросил, не было ли у меня ненароком задних мыслей о том, чтобы не пойти в Хилл. Было еще не поздно передумать, говорил он. Самое главное, не нужно бояться разочаровать или каким-то образом расстроить его. Он беспокоился, что может быть слишком горячим моим сторонником, может подтолкнуть меня к решению, к которому я в действительности должен прийти сам. В конце концов, всегда есть шанс для большого рывка вперед, и если я не хочу этого сейчас, то мне не следует этого делать. Я проделал колоссальную работу в Конкрите, просто отличную работу. Поездка в Хилл была в определенной степени риском. Мне могло не понравиться. У меня может не заладиться с учебой, что поставит меня в более затруднительное положение, чем сейчас. Это была вероятность, которую следовало брать в расчет.

С нарочитой беззаботностью, которая насторожила меня, он сказал, что есть кое-что, о чем нам нужно поговорить. Нечто серьезное. Я почувствовал себя слегка неуютно.

Он откинулся на стуле. Ну, что я думаю?

Я посмотрел на него. Он в действительности хотел ответа. Я сказал ему, что уже подумал серьезно над этим вопросом и принял решение идти.

– А как насчет твоей матери? – спросила миссис Ховард. – Думаю, для нее будет непросто расстаться с тобой после стольких лет вместе.

Я допустил, что ей может быть нелегко – или даже очень нелегко. Но мы разговаривали с ней об этом уже достаточно много, сказал я, и моя мать смирилась с тем, что я уеду. На самом деле она поддерживает меня. Можно даже сказать, что она хочет этого во что бы то ни стало.

– Это великодушно с ее стороны, – сказала миссис Ховард. – Надеюсь, я буду так же великодушна, когда придет время.

Она и мистер Ховард посмотрели друг на друга.

Мгновение спустя он сказал:

– Итак, твое решение принято?

– Да, сэр.

Он сказал «Отлично!» и соединил свои ладони в хлопке. Было очевидно, что любой другой ответ разбил бы ему сердце.

Когда мы оказались в ателье, три человека складывали одежду в глубине помещения. Один из них подошел к нам, мужчина с кожей серого цвета и с кадыком огромных размеров. Мне приходилось делать над собой усилие, чтобы не пялиться на него. Мистер Ховард представил его как Франца и меня ему, без явной иронии, как мистера Вулфа. Франц слегка поклонился, но не протянул мне руку для пожатия и ничего не сказал. У него были мутные белесые глаза. Пока мистер Ховард объяснял Францу, что нам нужно, миссис Ховард села на один из красных кожаных стульев, расположенных вокруг потрепанного восточного ковра. Двое седовласых мужчин в темных костюмах уже сидели там, оба курили сигары и роняли пепел в колоннообразную медную пепельницу, заполненную песком. Ателье было отделано темным деревом. Картинки с охотой на лис висели между высокими зеркалами. Обшитый планками пол был глянцевым, с кусочками тканей и ниток.